Жан Кокто, ложь и правда / Jean Cocteau, mensonges et vérités (1997)

У каждого – свой Жан Кокто: Годар вспомнит «банду четырёх» и серые мундиры Оккупации, Ходоровски – Кокто-«сюрреалиста», Робише – театрального Кокто, Бабиле – балетного. Марэ вспомнит, как Кокто разделялся при письме на мыслителя и секретаря, выглядя при этом как убийца. Симсоло складывает из этих высказываний чёткий образ поэта – но не сухаря, который марает бумагу и бдит в ожидании муз, а кого-то вроде живого взрыва, осколки которого застревают глубоко внутри рисования, театра, балета, кинематографа и тревожат эти искусства.